Политика исторического примирения. Путин сказал Украинская «Нет» еще в 2008 году

В 2008 году Президент Российской Федерации Владимир Путин шел, чтобы никуда не идти: срок его президентских полномочий заканчивался, что совсем ничего не значило, разве только к той нашей беседы не путались вопрос повседневности — газ и другие привычные лейтмотивы наших встреч. К этому все наши встречи происходили в контексте вопросов торговых, решение газовых и нефтяных узлов. Это были важные вопросы, но не базовые, если смотреть на них с точки зрения национального становления.

Из России время было слышать обвинения в том, что Ющенко проводит антироссийскую политику. В таких обвинениях была определенная близорукость. Откровенно скажу, я чувствовал это не только по тону русской прессы, но и непосредственно от высших представителей российской власти. Первые полтора года Кремль смотрел политический курс официального Киева. Но со временем в коридорах и залах Сенатского дворца все чаще и громче звучали комментарии по украинской политики памяти: это означало, что политика национального определения Киева все больше беспокоила Кремль. В конце концов, этот вопрос был поднят прямо. Тогда президент Путин начал издалека: мол, зачем ставить вопрос различных партизанских освободительных движений, для чего без конца вспоминать имена их руководителей? Он объяснял, что это сложным для России. Моя позиция была достаточно простой: у каждого народа есть своя история, у российского народа — своя, в украинском — своя.

В ответ я услышал определенные реплики об общей истории. И это было странно слышать: ведь если мы вдвоем ходили в одну школу это не значит, что у нас одна биография! Каждый из нас имеет свою биографию. Так же можно сказать о нации: мы жили в одной империи, но это не означало, что ее история все равно наша. Сам факт существования под общей крышей СССР никак не означал, что украинская нация перестала существовать. У каждой нации есть свои герои.

В моем понимании национальный герой — это человек, который сделал вклад в становление своего национального государства. Это единственное определение национального героя. Степан Бандера, Симон Петлюра, Иван Степанович Мазепа — все они являются национальными героями, ведь своими действиями закладывали фундамент украинской независимости. Это было в прошлом, и этого не вычеркнешь. Украинская политика памяти должна определить эти берега: надо было сказать о том, что мы имеем отличную, нероссийскую историю, в ней есть свои герои, мотивы и события, которые следует понимать как свои истоки, как ответы на вопрос, почему твои деды поступали так, а не иначе. И вообще, политика памяти не является проекцией в прошлое, она является проекцией в будущее!

Почему в истории ведется такая ожесточенная борьба? По одной причине: если за тобой стоит история, ежели за тобой стоит большая европейская наследие — значит, ты претензию на большое будущее, претензии на свое отдельное место в дне сегодняшнем, на свое место в Европе.

Тогда, в 2008 году, мы с Путиным говорили о двух даты, которые были одинаково важны для каждого из народов и одинаково сложно читались в контексте российско-украинского взаимопонимания. Этот разговор происходил за определенный, достаточно короткое время к 300-летию Батуринской трагедии и Полтавской битвы.

Когда я вспоминаю имя одного из самых выдающихся политиков Украины Ивана Мазепы, то я о нем говорю не в контексте негативного отношения к России, а потому, что для украинской нации это одна из важнейших фигур, его независимый миссию должен разделять каждый, кто хочет называть себя Украинской!

Мазепа — мученик: он пришел в мир в то время, когда независимая Украина слишком многим даже не снилось, а он поставил эту задачу перед собой! Является ли он предателем? Что за странная метаморфоза ?! Почему мы должны считать Мазепу предателем украинской нации, если он провозгласил целью своей жизни — национальную независимость Украины ?! Почему он предатель? В чем эта измена?

Он предал национальные интересы? Нет.

Он предал имперские интересы? Да.

То есть, чтобы ответить на такой вопрос, ты определиться, кто ты: есть ты гражданином и представителем своей нации.

Но если ты — «население», я тебя ничего не научу. Я тебя могу понять, но ничего не смогу научить. И это то, что нас отличает: гражданский контекст. Но если я являюсь представителем своей нации, то человек, который боролся за мою независимость, не может быть для меня предателем!

Президенту Путину я приводил пример Батуринской трагедии. В 2009 году — 300-летие Полтавской битвы. С российской стороны на разных уровнях тогда выходило много инициатив по подготовке празднования победы под Полтавой.

Я говорю Владимиру Владимировичу, что я понимаю, как важна эта дата для становления Российской империи. Эта дата символична, базовая и фундаментальная, если мы хотим понять источники имперских соревнований России. Это правда. Мы это понимаем. Для украинского народа есть другая сторона Полтавского боя, который тоже надо по достоинству оценить. Я имел в виду ноября 1708 — трагическую руины Батурина. Гетманская столица Мазепы была сожжена дотла войсками Петра I под руководством Меньшикова. Это не только трагедия, потеряла более чем 16 000 гражданских жителей города преимущественно женщин, детей, пожилых людей и какой-то относительно небольшого количества казаков! Это дата нашего порабощения.

Это дата порабощения глубокого и всеобъемлющего.

Это трагедия, которую мы проносим через три столетия. И поэтому было бы очень хорошо, если бы вокруг тем героической обороны Батурина и Полтавской битвы мы смогли найти предмет исторического понимания. Те события были так давно, так далеко, что, казалось, можно было бы проявить политическую волю, тактичность и склонить головы перед памятью предков! Мне казалось, что таким символическим шагом мог бы быть подарок для украинской нации от российской стороны: в Петербурге хранится архив гетмана Мазепы. Я, честно говоря, надеялся, что президент России это сделает.

Говорю об этом. Пауза. Путин молчит …

Тогда после небольшой паузы я говорю: если это сделать трудно — давайте попробуем обменяться копиями этих документов, чтобы над ними могла работать наша наука. Молчит …

Если и это невозможно осуществить, то, может, мы могли бы организовать временную экспозицию архивных документов, личных вещей гетмана, знамен, булав, клейнодов на выставке в Батурине, в отреставрированном дворце Разумовского ?!

Если бы это сделать при участии президента России — это был бы хороший шаг, хороший сигнал и украинскому, и российскому народам, мы можем даже в таких сложных страницах находить понимание и историческое извинения. В качестве примера я приводил успешные шаги польско-украинского взаимопонимания!

Путин слушал, и мне казалось, что эти примеры были достаточно rрунтовни для него. Я почему-то был уверен, что мы были способны предложить нашим обществам политику диалога. Такая политика сложная и никогда простой не будет. Но вместе с тем я был убежден, что это — как приоткрыть дверь: по открытой дверью у нас всегда больше шансов на понимание, чем когда мы ведем диалог через замочную скважину. Собственно, когда мы обсуждали тему исторического понимания и примирения, он сказал, что Россия не может отвечать за советский или царское правительство, не может брать на себя ответственность за их ошибки.

В ответ я снова приводил пример Польши: мы в нашем диалоге НЕ разбирали, где правительстве ответственность, — мы просто говорили о двух сторонах, об украинской стороне и о польской. Ведь примирения происходит сейчас, а не раньше. В украинском есть герои, которые сложно воспринимаются в контексте польско-украинских отношений. Но это не может быть укором моим сегодняшним польским друзьям. Это не упрек — это историческая константа в прошлом, которую мы не способны изменить! Это обстоятельства, в которых жила моя нация и польский нация. Прежде. Но если мы сильны, если мы честные, если мы друзья — давайте представим друг другу руку и сказать: да, это было! Наше прошлое было трагическим. Наше прошлое было с кровью. Нет другого смысла считать загубленные души, кроме того, чтобы констатировать: во всем взлома мы каемся, а во всем плохом, что было совершено по отношению к нам, мы слышим просьбы о прощении другой стороны. Это единственный способ найти диалог. Не надо стесняться слов «простите» и «мне жаль»! Я имел абсолютно позитивные надежды начать диалог с русскими. Мои аргументы были искренни.

Путин производил впечатление человека, который прислушивается к этим аргументам, воспринимает их адекватно и полноценно … Однако дальнейшие события показали, что мои предложения диалога не были восприняты. Путин не сказал мне «Нет» в глаза.

Но политически это не могло быть истолкован иначе.

Путин сказал «Нет» — всеми своими дальнейшими действиями.

Это была огромная ошибка в контексте российско-украинских отношений. Это был тест на искренность в отношениях и намерениях.

Когда я говорю о повстанческую армию, Бандеру, Петлюру, Мазепу, Голодомор, я убежден — это те страницы, которые приближали или отдаляли Украинская Независимость. Если мы эти события или этих людей забудем — просто не стоит питать никаких национальных чувств и государственности. Ведь мы этого не стоят. Мы не стоят собственного государства без памяти о тех, кто ее создавал.

Источник