Путин готовит Украине самый плохой вариант, но пока сделает другую ставку — Дмитрий Тымчук

О том, какое современное оружие нужно ВСУ, почему его трудно получить от Европы, о готовности России к масштабному вторжению в Украину и другом варианте агрессии, на который Владимир Путин пойдет в 2019 году, в интервью НАРОДНОЙ ПРАВДЕ рассказал народный депутат, член Комитета Верховной Рады по вопросам нацбезопасности и обороны, координатор группы «Информационное сопротивление» Дмитрий Тымчук.

— Украина закупила ударные беспилотники у Турции. Почему у нас возникла потребность в этом виде вооружения?

— У нас острая потребность в беспилотниках возникла в 2014 году. Дело в том, что до этого с БПЛА мы почти никогда не встречались, разве что с советскими «Рейс» и «Стриж», которые использовали как мишени для средств ПВО во время учений. Были попытки закупить израильские беспилотники во времена господина Гриценко (на посту министра обороны, — НП), но они провалились. Там была сложная история, но факт в том, что на 2014 год опыта работы с современными образцами БПЛА мы не имели.

Когда же начались боевые действия на Донбассе, украинские производители предложили немало образцов БПЛА, некоторые даже закупались ВСУ и другими воинскими формированиями. Однако проблема в том, что украинские производители предлагают, во-первых, тактические БПЛА, во-вторых, разведывательные. То есть об ударных БПЛА оперативно-тактического уровня, к сожалению, речи не было. Понятно, что у нас никогда не было опыта их производства. Есть «кустарщина», например, подвешивание гранат к тактическим БПЛА.

«Укроборонпром» в 2015 году получил задание по производству как разведывательного, так и ударного беспилотника. Даже говорили о датах, что на конец 2016 — начало 2017 года Украина должна была получить серийные беспилотники оперативно-тактического радиуса действия. Но сегодня мы не можем говорить, что у нас есть серийный ударный беспилотник, несмотря на работы и испытания отдельных образцов.

— Почему так?

— Здесь есть ряд причин. Первая: отсутствие достаточного количества средств, чтобы финансировать такие разработки. Вторая: такие беспилотники создавать с нуля довольно трудно по технологическим причинам. Поэтому закупка турецких оперативно-тактических беспилотников, которые могут использоваться и как разведывательные, и как ударные, является большим плюсом. Там, если смотреть на характеристики, радиус действия в 150 км, возможность нахождения длительное время в воздухе, возможность нанесения ударов бомбами и противотанковыми управляемыми ракетами. Это хорошие опции, которых у нас сейчас нет. Думаю, со временем будут у нас и украинские БПЛА такого уровня и с такими характеристиками.

— Какова ситуация с другими современными военными технологиями, необходимыми для ВСУ и Нацгвардии?

— У нас вообще с высокотехнологичным вооружением большая проблема. Когда мы говорим, что Украина входит в ТОП-10 или ТОП-20 производителей и экспортеров вооружений на мировом рынке, то речь идет о реализации либо образцов советского производства, либо модернизированных советских образцов. Проблема в том, что у нас нет производства элементной базы. Когда мы говорим о производстве украинской связи, нужно понимать — микросхемы там будут не нашего производства. Элементную базу мы потеряли фактически в конце 1980-х годов, чтобы это восстановить, нужны колоссальные деньги, миллиарды долларов. Смысла создавать полностью замкнутый цикл вооружений нет. Также нужно понимать, что сейчас элементная база обновляется каждые два-три года, техническое обновление ускорилось и будет ускоряться в дальнейшем. Надо признать, что за странами-производителями высокотехнологичного вооружения, которые имеют замкнутые циклы, мы не успеем.

— Что делать?

— Выход из ситуации – международная кооперация. Поэтому возникает вопрос: с кем налаживать военную кооперацию? Нужны надежные партнеры, которые не будут сегодня работать с нами, а завтра не будут работать или — еще хуже — начнут работать с нашим врагом. А это очень сложный вопрос. Например, наши партнеры из Евросоюза, которые поддерживают наши проевропейские стремления… Когда речь идет о летальном или даже о нелетальном вооружении, страны Европы нам не поставляют таких вооружений. Сейчас пошли определенные подвижки по производству боеприпасов, но это начало сотрудничества после пяти лет российской агрессии против Украины. Поэтому в налаживании такого рода связей нужно быть очень осторожными. Турецкая сторона тоже сотрудничает с россиянами, вспомните хотя бы историю с закупкой турками средств ПВО в России, что вызвало раздражение со стороны США. Но Турция открыта для Украины. Мы не можем сказать, что Путин может требовать или приказывать Эрдогану прекратить сотрудничество с Украиной. С нашей стороны, представители СНБО и нашего профильного комитета, когда изучали возможности турецкого ОПК, были удивлены прогрессом Турции за последнее десятилетие в конструировании и налаживании серийного производства различной номенклатуры вооружения и военной техники, в том числе и высокотехнологичных образцов. Поэтому закупка БПЛА, как и закупка турецких средств связи, — это только первые шаги сотрудничества.

Здесь возникает другая проблема. Конечно, понимаем, что своими силами мы не обеспечим полного цикла производства. И все же нужно заботиться о своем ОПК, своей технологической базе, собственной экономике и рабочих местах. Поэтому в случае заключения масштабных контрактов для страны-покупателя нормальна постановка вопроса о локализации производства – создании совместных предприятий и производственных мощностей в Украине. Но здесь проблема. Например, производство средств связи. Анкара не возражает, чтобы мы производили на территории Украины, но у нас нет опыта реализации такого совместного производства. Возникает вопрос: какое ведомство этим будет заниматься? Хочет Минобороны. Хорошо, но какой у них опыт в строительстве заводов и совместных предприятий? Там масса организационных вопросов. Вопросы законодательного обеспечения, если такие задачи будут перед Верховной Радой, наверное, будут оперативно решаться. И на уровне исполнения, исполнительной власти, того же Кабмина мы не видим стратегии для обеспечения таких производств. Будем надеяться, что этот вопрос будет решаться в ближайшее время.

— Я хочу перейти к флоту и нашим морям. С одной стороны, выход к морю стратегически важен для нашей безопасности и нашей экономики, с другой стороны – Черное море не дает прямого выхода в океан, надо проходить проливы, так или иначе, но иметь хорошие рабочие отношения с Турцией. Как в таких условиях адекватно развивать флот, какие задачи перед ним ставить?

— На этот вопрос уже есть ответ — происходит создание «москитного» флота, реализуется переход к тактике «волчьей стаи». Это пока единственный вариант развития для нас, который будет предоставлять возможности проведения операций на возможном морском театре боевых действий. Очевидно, что наши ВМС хотели бы иметь и современные корветы и подводные лодки, но современная военно-морская техника — очень дорогое удовольствие на мировом рынке. Обеспечить нам закупку новейших корветов для ВМС – это тяжело не только для бюджета ВСУ, но и для всего госбюджета. Вместе с тем надо иметь какую-то стратегию. У командования ВМС есть видение развития. Это касается и программы развития Вооруженных сил до 2020 года. Ставка делается на артиллерийские катера.

Действительно, Черное море очень маленькое, не говоря уже об Азовском. Для выполнения там боевых задач не нужны боевые корабли «взрослых» классов. Когда в Украине началась реализация корветной программы, велись споры вокруг того, какой корвет нам нужен. Тогда решили одним выстрелом убить двух зайцев. Тот корвет, который сегодня существует в проекте, сейчас стоит вопрос о завершении его строительства, его называют малым фрегатом. Потому что он по водоизмещению на грани между классами корвет и фрегат. По комплексу вооружений у него уже фактическая мощность фрегата.

— Почему так делается?

— Нам в Черном море не нужен фрегат. Украина разрабатывает этот проект с прицелом на участие в различных морских операциях НАТО, антипиратских и антитеррористических акциях. Для того, чтобы действовать в дальней океанской морской зоне, и разрабатывался такой промежуточный вариант, который мог бы работать и как корвет, корабль прибрежной зоны моря, и как фрегат — в дальней океанской зоне.

Сегодня говорить о том, что через 2-3 года сможем построить себе корветы, а нам нужно минимум 10-12 корветов, чтобы корабельный состав мог выполнять задачи в Черном море, не приходится. Нужно говорить о долгосрочных планах и развитии родной судостроительной отрасли. В диапазоне 2-3 лет можем рассчитывать на международную поддержку. Знаем, что идут переговоры с США относительно предоставления соответствующих кораблей. Говорят, что американцы готовы нам продать подержанные фрегаты в пределах средств, которые Украине выделяет Конгресс как военную помощь. Хотя я говорил, что нам фрегаты в Черном море не так уж и нужны, но это тот случай, когда дареному коню в зубы не смотрят. Будет возможность их получить – надо хвататься за предложение.

— Возникает вопрос обеспечения нашего подводного флота, что с ним?

— У наших ВМС есть планы по оснащению подводными лодками малых классов. Но если мы еще можем говорить о производстве в Украине фрегатов, корветов и ракетных катеров, то производство подводных лодок мы не сможем организовать. Можем только покупать и какое-то локализовать производство в Украине.

— На ваш взгляд, как будет развиваться ситуация на Донбассе в 2019 году?

— Мы видим концентрацию сил и средств РФ в приграничной с Украиной полосе. Происходит накопление оккупационных войск в Крыму. Это те действия, которые свидетельствуют о подготовке России к широкомасштабным боевым действиям против Украины – открытой агрессии. Однако я не думаю, что этот сценарий сейчас наиболее вероятен, но каждая армия должна готовиться к самому угрожающему сценарию. Хотя на Донбассе фактически задействованы сухопутные войска и морская пехота, воздушные силы выполняют задачи обеспечения. Однако идет боевая подготовка всех видов вооруженных сил – ВМС, воздушных сил и сухопутных войск. Это подготовка к открытому столкновению, самому плохому сценарию, однако я не думаю, что в 2019 году это наиболее вероятный сценарий.

— Почему?

— Для Кремля оптимальная ставка – политическая игра в Украине. Шансов на победу (на выборах президента, — НП) ярко выраженного пророссийского кандидата нет, это понимают все, но работа пятой колонны продолжается, в частности с Оппоблоком и «За життя». Они имеют ярко выраженную промосковскую ориентацию. Думаю, они отрабатывают президентские выборы с прицелом на парламентские. Последние и будут важны для Москвы, их цель – провести максимально возможное количество депутатов. Речь как о тех, кто являются открытыми пророссийскими кандидатами, так и о тех, с кем могут договориться. Не стоит забывать, что у нас парламентско-президентская республика. Даже при проукраинском президенте возможность его подвесить, существенно ограничить его возможности, пространство политического маневра — это вполне реальная задача для парламента. Далее – формирование полностью или частично «своего» Кабмина и выполнение задач, которые ставятся в Москве. Это то, на что Кремль рассчитывает в Украине.

Читайте также: Несколько направлений: генерал рассказал, откуда и как может атаковать Россия

Учитывая поддержку пророссийских движений на юге и востоке Украины, Кремль, на мой взгляд, пока не будет проводить масштабных операций. Однако они будут поддерживать градус напряжения на Донбассе, потому что это создает дискурсное поле для «партии мира», которая может спекулировать этим, например, говорить: «Это действующая власть не хочет мира, а вот мы можем договориться с Путиным и обеспечить мир». Поэтому я считаю, что именно в таком «смешанном» режиме Путин будет продолжать свои действия на Донбассе и в Украине в целом в 2019 году.

Александр Куриленко

Источник